Кое-что о Корее

[vendivendi]

Андрей Ланьков http://lankov.oriental.ru/302.shtml

О ПРИЛИЧИЯХ
41-я статья «Закона и мелких правонарушениях» 1972 г. в действии. Тяжелая у мужика была работа...

Сегодня я хотел бы поговорить о том, как отражаются в корейской моде представления о приличии и неприличии, и о тех (надо отметить, временами довольно жарких) дискуссиях, которые идут в Корее вокруг того, какая одежда является приличной, а какая – нет.

Надо сказать, что представления о том, что именно можно одевать, не нарушая общественных приличий, в разное время и в разных странах были очень даже разными. Разговоры старичков (и, особенно, старушек) о "развратной молодёжи", которая, дескать, "совсем забыла стыд" – явление столь же старое, как и само человечество. Известны даже вавилонские клинописные таблички, на которых зафиксированы жалобы на упадок нравов и царящий среди молодёжи разврат (табличкам этим – четыре тысячелетия).

Возвращаясь к нашей теме, стоит вспомнить об одной особенности корейской традиционной одежды, о которой теперь знают только немногие специалисты. Дело в том, что на протяжении примерно двух столетий, с конца семнадцатого и до начала двадцатого века, кореянки носили очень короткие кофты, которые оставляли совершенно открытой всю грудь или её немалую часть. В своё время король Ёнчжо, правивший в середине XVIII века (и бывший, наверное, большим ценителем женских бюстов), немало поощрял эту – тогда новую – моду среди придворных дам.

В начале нашего столетия христианские миссионеры, которые тогда в немалых количествах приезжали в Корею, были шокированы подобным "непристойным" одеянием, и в миссионерских школах ученицам строго запрещали появляться с открытой грудью. В своё время в школе Ихва, предшественнице ведущего женского университета современной Кореи, была выпущена даже специальная инструкция, категорически запрещавшая вход на его территорию женщинам в традиционной одежде, оставлявшей грудь открытой. В конце концов западные представления о приличиях восторжествовали и сейчас даже в корейской исторической живописи (не говоря уж о кинематографе) принято грешить против истины и изображать кореянок XIX века в такой одежде, которую в действительности они никогда не носили – в длинных, закрывающих грудь кофтах. Впрочем, всё на свете относительно. В то время как западные дамы были шокированы короткими корейским кофтами, кореянок лет пятьдесят назад ничуть не меньше смущали короткие (всего лишь до колен!) западные юбки. Многим эти юбки (по нынешним меркам едва ли не макси) казались тогда красноречивым показателем того, насколько всё-таки развратными являются "западные варвары".

Однако с годами эти представления изменились, и в конце шестидесятых в Корею проникли и мини-юбки. Кстати, обстоятельства появления этого наряда в Корее известны точно: первой в марте 1967 г., решилась появиться в мини известная в ту пору эстрадная певица Юн Бо Хи. Приживались мини в Корее с трудом, вызывая не только неприятие и насмешки, но и официальное противодействие. В начале 1970-х гг. была введена в действие 41-я статья "Закона о мелких правонарушениях". Этот замечательный юридический документ запрещал ношение юбок, край которых был более чем на 20 сантиметров выше коленок. Нарушительниц ждал штраф в 30 тысяч вон (в те времена – немалая сумма, почти что месячная зарплата). После выхода этого закона полицейские вылавливали наиболее вызывающе одетых модниц (или же, смею предположить, модниц с наиболее приятными ножками) и, линейкой измерив расстояние от их коленок до края юбки, штрафовали правонарушительниц. Конечно, всё это звучит забавно, но нам ли зубоскалить по этому поводу? Любителям позубоскалить очень советую вспомнить борьбу со стилягами, которая развертывалась в Советской России лет на десять раньше.

Сейчас былую борьбу за общественную мораль корейцы вспоминают с улыбкой, и очень многие молодые кореянки с удовольствием щеголяют в мини. Девушки охотно одевают и шорты, которые в Корее носят и тогда, когда в России их бы, наверное, сочли совершенно неуместными. В то же время до начала 1990-х гг. правила приличия требовали от женщин обязательно закрывать плечи, и платья с широкими декольте или открытыми плечами в Корее почти не встречались. Когда я приехал в Сеул в 1992 году, такие платья ещё считались неприличными и в университете, где я тогда работал, иностранным преподавательницам начальство не рекомендовало появляться на работе в столь "вызывающих" туалетах. Только в самые последние годы отношение к платьям с открытыми плечами стало заметно терпимее.

С каждым жарким и душным корейским летом женские туалеты становятся всё раскованнее и даже рискованнее. Последняя на моей памяти попытка навести в этом непростом деле должный порядок была предпринята в 1996 году. Тогда корейская полиция заявила, что собирается вновь начать решительную борьбу с мини-юбками и вообще с той женской одеждой, которая, как было заявлено, "чрезмерно обнажает тело". Заявление это, впрочем, было сделано в конце лета, когда практическая надобность в открытых и очень открытых одеяниях стала спадать, и на следующий год о нем, к удовольствию и модниц, и сеульских мужчин, благополучно забыли.

КУЛЬТУРА ИЕРАРХИИ

Как и большинство государств Восточной Азии, Корея – это страна всепроникающей иерархии. Жёсткая иерархия пронизывает всё корейское общество, она определяет как личные, так и служебные отношения любого его корейца. Каждый сверчок очень хорошо знает здесь свой шесток. Приехавшему из Европы, Америки или России иностранцу бросается в глаза то, насколько царящий в корейских фирмах стиль отношений отличается от стиля, принятого на Западе. На Западе открытая демонстрация служебной иерархии зачастую воспринимается как нечто неприличное, начальство и подчинённые внешне держатся или уж, по крайней мере, стараются держаться как равные. В Корее это немыслимо, и поясные поклоны, отвешиваемые начальнику по поводу или без повода – это нормальное поведение корейского служащего.

В конфуцианской традиции общество, государство, а позднее – и частная фирма всегда отождествлялись с патриархальной семьей, равенства в которой не могло существовать просто по определению: отец был старше матери, родители - старше сыновей, сыновья - старше сестер. Не случайно, что ни в корейском, ни в китайском языке просто не существует понятий «брат вообще» или «сестра вообще» и брат, и сестра могут быть только либо старшими, либо младшими. Представление о том, что общество представляет из себя строго иерархизированную пирамиду, в которой в принципе не может быть двух человек, совершенно равных по своему социальному статусу, сохраняется на Дальнем Востоке и поныне. Эссеист Ли Кю Тхэ, который в современной Корее заслуженно считается ведущим авторитетом в вопросах национального характера, как-то заметил: «Иерархичность - способ существования корейца, а выход из иерархической структуры равносилен выходу из корейского общества».

Исходя из своего личного опыта, я не могу не согласиться и с другим замечанием Ли Кю Тхэ: «Когда два корейца встречаются друг с другом, то первое, что они хотят знать, это то, к какой [иерархической] лестнице принадлежит собеседник, и какое на ней он занимает место». Именно с этим, в частности, связано необычайное пристрастие корейцев к визитным карточкам. Ведь визитка – это самый простой и надёжный способ понять, с кем ты имеешь дело, она отражает и то, к какой иерархической лестнице относится человек (служащий ли он, предприниматель ли, чиновник ли, преподаватель ли), и то, какое место на этой лестнице он занимает. Первое, что хотят уяснить два незнакомых корейца, впервые встретившись друг с другом – это то, кто же из них, собственно, является старшим (не по возрасту, но по общественному положению). Поэтому при первой встрече корейцы всегда задают друг другу серию стандартных вопросов, некоторые из которых кажутся чужеземцам весьма странными и слишком личными (сами корейцы, разумеется, воспринимают их совершенно нормально). Принято спрашивать о возрасте, семейном положении, месте работы и должности, а также, в некоторых случаях, о месте рождения и об оконченном учебном заведении. Вся эта информация нужна корейцу в первую очередь для того, чтобы установить социальные координаты своего нового знакомого и, соответственно, понять, как же следует с ним себя вести. Для корейца вполне очевидно, что, скажем, женатый человек находится на иерархической лестнице чуть повыше холостяка, а выпускник сеульского университета – заметно выше выпускника провинциального вуза.

Мне в аспирантские годы приходилось много работать гидом-переводчиком с корейскими туристическими группами. Состояли они, разумеется, из случайно подобранных людей, но при этом в группе быстро возникала своя иерархия. Порою этот процесс происходил буквально на глазах, и к концу первого же дня всем уже было ясно, «кто есть кто». Иерархия выстраивалась в соответствии с возрастом, образованием, местом работы и служебным положением. В группе быстро выделялся общепризнанный лидер и несколько человек, которые образовывали своего рода «совет старейшин».

В руководствах для молодых служащих, которые в изобилии появляются на полках корейских книжных магазинов, подробно объясняется, как следует выражать своё почтительное отношение к тем, кто находится выше тебя на общественной лестнице. Авторы таких пособий делят всех сослуживцев на три категории: во-первых, сослуживцы, находящиеся примерно на том же иерархическом уровне, во-вторых, всяческое «начальство», и, в-третьих, «сонбэ» старшие коллеги, которые формально не являются, однако, прямыми начальниками. Уже по отношению к старшим коллегам следует проявлять всяческое уважение. Одно из пособий, предназначенное для молодых конторских барышень, прямо советует им: «Не умничай перед сонбэ!». В случае же с прямым начальником его высокий статус надо подчеркивать постоянно и всеми доступными способами.

Непонимание всех этих ритуалов – едва ли не основная причина служебных конфликтов для работающих в Корее иностранцев. В лучшем случае они просто не понимают местных правил игры, а в худшем – забывают древнюю (и очень любимую корейцами) пословицу «В Риме делай так, как делают римляне», и пытаются перестроить свои отношения с коллегами и начальством на основании «принципов демократии» – в собственном понимании. Понятно, что последствия подобных перестроечных экспериментов обычно оказываются печальными, в первую очередь – для самого экспериментатора.

Влияние, которое оказывает иерархичность на жизнь современного корейского общества, нельзя оценить совсем уж однозначно. С одной стороны, нравится это или нет, но именно иерархичность и конформизм во многом способствовали корейскому «экономическому чуду». Дисциплинированность рабочей силы, готовность корейцев без ропота сносить лишения и без пререканий исполнять приказы стали одним из факторов, который обеспечил и политическую стабильность, и высокую производственную дисциплину. Без стабильности и дисциплины был бы невозможен успех в тот период, когда развитие страны зависело от копирования зарубежных технологий. С другой стороны, излишняя иерархизированность становится в последнее время серьёзной проблемой, ибо она во многом сковывает творческое мышление. Сами же корейские социологи часто высказывают мнение, что в Корее, например, невозможны настоящие научные дискуссии. Причина этого проста: из-за присутствия на семинарах учителей и учеников, начальников и подчинённых, никто не решается поставить под сомнение мнение, высказанное учителем или старшим коллегой, даже если это мнение – явно ошибочно.

Говорить о тех факторах, что в современном корейском обществе определяют положение человека на иерархической лестнице- значит говорить о корейском обществе в целом, о всей существующей в нём системе ценностей. Первым критерием, безусловно, является возраст: чем человек старше, тем большим уважением он пользуется. Вторым, столь же традиционным, критерием остаётся половая принадлежность: женщина по определению ниже мужчины, хотя жена до некоторой степени разделяет статус своего мужа. Третьим фактором, который принимается в расчёт, является уровень образования и престижность диплома (в Корее она определяется не специальностью, а исключительно престижностью университета), а четвёртым, наиболее интересным и одновременно трудным для описания – род занятий и служебное положение. Несмотря на сложность и неоднозначность критериев, по которым корейцы определяют социальный статус своего знакомого или партнера, на практике оценка эта происходит очень быстро и бывает весьма определённой.

Иерархия во многом поддерживается даже самим корейским языком, его грамматикой. Одной из характерных особенностей корейского языка является наличие так называемых «степеней вежливости» – особых глагольных грамматических форм, которые в обязательном порядке употребляются в конце каждого предложения и сигнализируют, на какой ступени общественной лестницы, по мнению говорящего, находится и он сам, и его собеседник. В определённой степени эта система напоминает русское разграничение «Вы/ты», однако, во-первых, она имеет не две, а четыре или даже пять ступеней и, во-вторых, носит куда менее факультативный характер: в речи корейца практически любая фраза, вне зависимости от её содержания, просто в силу неизбежно используемых грамматических форм, не только показывает, кто из беседующих занимает более высокое положение на иерархической лестнице, но даже, во многих случаях, примерно обозначает социальную дистанцию между ними (ступеней вежливости четыре или пять!).

Следует отметить и специфическую для корейцев, занимающих высокое положение в иерархии, манеру говорить и держать себя. Традиционно в Корее считалось, что уважающий себя человек должен быть немногословен, и эти представления сохранились и до нашего времени. В особой степени это относится к тем, кто занимает высокие места на иерархической лестнице. Настоящий начальник и вообще «большой человек» в идеале говорит мало, тихим и несколько монотонным голосом, двигается неспешно и солидно. Склонность к многословию, привычку открыто выражать своё мнение и демонстрировать окружающим свои эмоции корейцы воспринимают как признак несерьёзности, легкомыслия. Старая традиция требовала, чтобы человек, и в особенности - представитель конфуцианской элиты, был внешне абсолютно бесстрастен, чтобы его лицо было «подобно дереву или камню».

Эта культурная особенность при отношениях с европейцами сплошь и рядом ведёт к неприятным коллизиям. С одной стороны, многие европейцы (равно как и русские или американцы) из-за свойственной им общительности воспринимаются как люди «легковесные» и «несерьёзные» и, вследствие этого, не слишком достойные доверия. С другой, обычные для образованного и высокопоставленного корейца старой закалки немногословие и подчеркнутое отсутствие эмоций (точнее, их внешнего выражения, ибо по сути корейцы - очень эмоциональный народ) зачастую вызывает у европейцев подозрения в «восточном коварстве» и, соответственно, инстинктивное недоверие.

Для большинства корейцев их общественный престиж не менее важен, чем материальное благосостояние, и порою для того, чтобы повысить свой общественный статус, они идут на весьма большие финансовые жертвы. Для дальневосточного массового сознания, в отличие от, например, американского, понятия «высокооплачиваемая работа» и «престижная работа» - не синонимы. Престижность и прибыльность той или иной деятельности образуют сложный комплекс, который и определяет степень её привлекательности. Впрочем, это уже – тема иного рассказа.

В ПОИСКАХ СВОЕЙ ПОЛОВИНЫ

Вступление в брак в корейском обществе – это и обязательный, и неизбежный этап в жизни человека. Мужчины или женщины, которые по карьерным или иным соображениям сознательно не вступают в брак, остаются в Корее крайней редкостью. Нечасто встречаются и такие ситуации, когда свадьба откладывается на некое неопределённое будущее. Общественное мнение убеждено, что и мужчина, и женщина должны обязательно найти себе супруга или супругу в течение нескольких лет после того, как они приступили к самостоятельной жизни, и что выбор этот, как правило, делается раз и навсегда. Хотя количество разводов в Корее в последнее время и растет, в целом развод по-прежнему считается событием необычным и крайне неприятным, безусловным ЧП. Если в развитых странах разводом оканчивается без малого половина браков, то в Корее – чуть более одной десятой.

По корейским представлениям, первейшим условием вступления в брак для человека является стабильность материального положения. Браки студентов являются исключительной редкостью, а в некоторых женских университетах они даже формально запрещены. Мужчина, собравшийся жениться, должен уже устроиться на постоянную работу, иметь стабильное место, возможно, и не очень хорошо оплачиваемое, но с перспективами постепенного служебного роста. Женщина к этому времени также должна получить то образование, которое принято иметь в её окружении.

Если речь идёт о корейском «среднем классе», для членов которого сейчас почти обязательным стал университетский диплом, то обычным возрастом вступления в брак считаются 24-26 лет для женщин и 25-29 лет для мужчин. Если человек не создал семьи в течение нескольких лет по истечении общепринятого срока, то такая ситуация воспринимается окружающими как совершенно ненормальная, и даже как основание для паники («подумать только: ему 31 год – а жены всё нет! жизнь идёт под откос!»). Родственники, друзья, сослуживцы и начальники такого кандидата в «старые холостяки» (или «старые девы») начинают проявлять растущую обеспокоенность. Обычно эта обеспокоенность носит вполне конкретный характер и выражается в активных поисках подходящей для такого человека «партии». В результате в Корее почти невозможно встретить неженатых мужчин старше 30-32 или незамужних женщин старше 28-30 лет.

Традиционное корейское общество почти не знало браков по любви: вопросы заключения брака решались родителями единолично – детей ни о чём особо не спрашивали. Не возбранялось прибегать и к помощи профессиональных брачных посредников. Их можно было бы назвать свахами, если бы не то обстоятельство, что женщин среди них в те времена было весьма и весьма мало.

Старые традиции заключения браков и старый подход к семье довольно долго сохранялись почти в прежнем виде, и перемены в этой области начались сравнительно недавно. В последние годы молодые люди стали всё чаще брать на себя инициативу в заключении браков, однако и в наши дни в большинстве случаев будущих супругов знакомят друг с другом посредники, в роли которых могут выступать как профессиональные свахи (теперь и в Корее это – женская профессия), так и, гораздо чаще, друзья или родители. Порою посредниками могут быть и начальники молодых людей. Так, хорошо мне известную семейную пару – молодых университетских преподавателей – сосватали друг другу их научные руководители. В фирмах решение семейных проблем сотрудников, особенно тех, которые уже перешли общепринятый брачный возраст, часто берёт на себя их начальство.

По данным опроса, проведённого в 1991 г., даже среди корейцев с высшим образованием только 35% нашли будущую жену или мужа сами, а остальные же остановились на подобранном для них кандидате. Среди людей с начальным образованием доля самостоятельных браков ещё ниже, всего лишь 20%.

Я могу и заблуждаться, но мне кажется, что для корейцев и, особенно, для кореянок, характерен весьма прагматичный подход к подбору будущего супруга. Чувствам не придаётся особого значения, ибо, как заметила одна моя знакомая: «И та женщина, что вышла замуж по любви, и та, что вышла замуж по расчёту, через три или четыре года имеют одинаковые отношения со своими мужьями. Разница лишь в том, что та, что хорошенько подумала, обычно может ходить в лучшие универмаги, чем та, которая пошла на поводу у своих эмоций». Подобная позиция, какой бы странной и даже циничной не казалась она российскому читателю, вполне понятна. Не следует забывать, что речь идёт об обществе, в котором женщина в целом пока не имеет возможности не только сделать карьеру, но, зачастую, даже и просто зарабатывать себе на жизнь, а развод остаётся редкостью. Выбирая мужа, кореянка выбирает не только человека, с которым ей предстоит жить до самой смерти, но и кормильца, материальные успехи и общественное положение которого будут и её успехами, её положением. Таким образом, выбор мужа – самое важное решение в жизни, и ошибка в этом ответственном деле может иметь катастрофические последствия. Отсюда – и тщательное отношение к подбору супруга, тот рационалистичный подход, при котором такое понятие как «любовь», не играет особо серьёзной роли, а куда больше внимания уделяется происхождению, здоровью, перспективам карьеры. Именно эта психологическая установка вкупе с вековыми традициями позволяет существовать институту брачных посредников.

Вообще замечание о том, что «любовь слепа» и уже в силу этого не должна приниматься всерьёз при решении такого важного вопроса, как вступление в брак, можно услышать в Корее часто. Вот что, например, говорит по этому поводу одно из корейских руководств по этикету: «Говорят, что любовь слепа. Когда мужчина и женщина любят друг друга, они в состоянии замечать у своего возлюбленного только хорошие черты, и, наоборот, не видеть недостатков, так что тем людям, которые ищут своего супруга, руководствуясь лишь чувствами, легко ошибиться. Поэтому желательно сначала встретиться с рекомендованным друзьями или родственниками вероятным женихом или невестой, познакомиться, спокойно вс1 обдумать и принять решение. Организацию подобных встреч берёт на себя посредник». Подтекст этих рассуждений вполне ясен: брак по любви является сомнительной затеей, чуть ли не авантюрой, в то время как брак по расчёту, в особенности заключённый при помощи родителей или родственников – это солидное и разумное предприятие.

После того, как родители, посредники или друзья подобрали потенциального жениха или невесту, организуется первая встреча кандидатов в супруги. Встречи эти бывают двух типов. Один из них – более традиционный, формализованный и, если можно так выразиться, «серьёзный» – имеет место в тех случаях, когда в роли посредников выступают родители или начальство, а другой – более упрощённый – в тех случаях, когда потенциальных супругов знакомят их друзья или сослуживцы. Второй вариант в Корее называют забавным гибридным словечком китайско-английского происхождения – «согэтхин». Оно представляет из себя сочетание издавна укоренившегося в корейском языке китайского слова «согэ» – «представление, рекомендация» и английского окончания ing, которое попало туда из слова meeting – «встреча».

При более формализированном варианте встреча проходит либо в доме посредника, либо в доме потенциальной невесты, либо, чаще всего, в каком-нибудь ресторане. Стороны встречаются, обмениваются информацией и приглядываются друг к другу.

Перед принятием окончательного решения иногда принято обмениваться подготовленными по всем правилам и официально заверенными медицинскими справками о состоянии здоровья потенциального супруга и супруги (вообще, для корейской культуры характерно очень большое внимание, которое уделяется здоровью будущего мужа или жены). Кроме того, во многих случаях по-прежнему практикуется также предоставление выписок из родословных книг чокпо, которые свидетельствуют о большей или меньшей знатности рода (увы, хорошо известно, что эти на книги на 90-95% – фальсификация). Наконец, перед помолвкой зачастую наводятся последние справки о вероятном супруге, в том числе и по месту работы или учебы. Как отмечает всё тоже пособие по правилам хорошего тона: «Нет ничего плохого в том, если родители сходят в ту компанию, где работает их будущий зять, и спросят там о его отношению к службе, отего зарплате, о видах на будущее».

Пока идут эти предварительные переговоры на «высшем семейном уровне», у самих молодых есть время немного пообщаться друг с другом и окончательно определиться. После первой встречи кандидаты в супруги встречаются ещё несколько раз, вместе ходят по городу, разговаривают и, конечно, приглядываются друг к другу. Однако вскоре приходит время решать. Разумеется, в зависимости от ситуации и количество встреч будущих супругов, и время, которое им необходимо для того, чтобы принять решение, могут существенно отличаться. Иногда всё может произойти очень быстро. Так, я знаю молодую пару, встреча которых друг с другом на их собственной свадьбе была всего лишь... шестой с момента их знакомства, организованного родителями. В целом же некоторое представление о ситуации дают данные корейских социологов, в соответствии с которыми средняя продолжительность ухаживания (от первой встречи до свадьбы) при браке, заключённом при помощи посредника, равнялась 7, 3 месяца, в то время как при браке по инициативе самих молодых она была много больше и составляла 24 месяца.

«Согэтхин», как уже говорилось выше, представляет из себя менее формальное мероприятие и организуется не родителями или старшими, а друзьями кандидатов в супруги. Проводится такая встреча чаще всего в кафе или в ресторане. Рекомендатель обычно представляет молодых людей друг другу и удаляется. После более или менее продолжительной беседы молодые люди прощаются. При этом мужчина, если он хочет продолжить знакомство, должен сам предложить «встретиться ещё раз». Если его новая знакомая соглашается, то за этим следует ещё несколько встреч, и дальше ситуация развивается примерно так же, как и при знакомстве, организованном родителями.

Далеко не каждое организованное посредниками знакомство оканчивается браком. Скорее наоборот: в большинстве случаев молодые люди, встретившись несколько раз, приходят к выводу, что они совсем не хотят провести всю жизнь в общении друг с другом. После этого их встречи прекращаются, и они продолжают поиски «спутника жизни» дальше. Несколько отказов даже найденным родителями кандидатам не считается чем-то предосудительным, хотя слишком уж большая привередливость и репутация «разборчивой невесты» или «разборчивого жениха» не красит молодых людей в глазах родителей и окружающих.

НЕ ГАСНУТ КРАСНЫЕ ФОНАРИ (проституция в послевоенной Корее)
Опубликовано в газете "Сеульский вестник" в 2006 г.

Конец 1940-х годов был в Корее временем жестокого соперничества политических группировок – соперничества, которое со временем переросло в гражданскую войну между правыми и левыми. Однако, существовал один вопрос, по которому и правые, и левые выражали полное единодушие: отношение к проституции. Представители обоих соперничающих политических лагерей видели в проституции позорное наследие колониального прошлого, которое следовало уничтожить раз и навсегда. Большинство корейских публицистов тогда утверждало, что в доколониальные времена в Корее коммерческого секса не существовало (что было почти правдой), а также заверяло своих читателей, что проституция не имеет никаких корней в корейском обществе (что, однозначно, правдой не было).

В конце 1947 г. американские военные власти официально поставили проституцию вне закона, а в 1948 г. парламент только что провозглашённой Республики Кореи поддержал этот запрет. Лицензированные публичные дома были закрыты, а их обитательницы торжественно отправлены в «большую жизнь». Думаю, излишне говорить, что для большинства из них единственным способом зарабатывать хоть какие-то средства к существованию оставалась их прежняя профессия, которой им пришлось теперь заниматься уже в неофициальном порядке. Впрочем, последущие события показали, что формальный запрет проституции с самого начала мало кем во власти воспринимался всерьёз. Принятие закона о проституции было всего лишь политическим жестом, призванным успокоить общественное мнение, влиятельные религиозные и женские организации. Проводить его в жизнь никто не собирался: чтобы там не писали газеты, отношение к сексу, в том числе и к сексу коммерческому, в Восточной Азии всегда было достаточно прагматическим.

Вдобавок, всего лишь через несколько лет после принятия закона о проституции на страну обрушился кровавый ураган Корейской войны. И без того еле живая южнокорейская экономика рухнула окончательно, миллионы беженцев оставили родные места и скитались по разорённой и голодающей стране. Не удивительно, что в начале 1950-х гг. проституция в Корее пережила период невиданного расцвета: к концу войны число проституток оценивалось в 50-100 тысяч - приблизительно в пять раз больше, чем в 1945 г.

Ситуация осложнялась и присутствием большого количества иностранных войск, у солдат которых имелись огромные по тогдашним корейским меркам деньги. Эта делало проституцию исключительно выгодным занятием – как для самих девушек, так и для их сутенёров. После Корейской войны большие «кварталы развлечений» процветали поблизости от американских военных баз. Излишне говорить, что эти «развлечения» в большинстве случаев носили сексуальный характер. В 1961 г. правительство пошло на то, чтобы несколько подкорректировать существующее законодательство. «В порядке исключения» занятия проституцией были разрешены в специально отведённых местах вблизи американских военных баз.

Проблема «посёлков при базах», и вообще проституции для американских войск по-прежнему активно обсуждается в публикациях южнокорейских левых, которые отличаются неистовым анти-американизмом и национализмом. Рассказы о злобных американских военных, которые предаются разврату с невинными корейскими девушками, весьма популярны в их пропагандистских публикациях. Правда, в действительности почти вся корейская проституция – внутренняя, и никакого отношения к иностранному военному присутствию она не имеет, но кто же помнит о фактах, когда можно набрать политические очки?

Шестидесятые и семидесятые годы в Корее были временем рекордного экономического роста, знаменитого «корейского экономического чуда», которое резко расширило возможности женского трудоустройства. Однако эти годы были также и временем массовой миграции корейской молодёжи в города. Огромное количество молодых людей обоего пола оказывались в Сеуле, Пусане, Тэгу без особых средств к существованию. Не удивительно, что для многих девушек проституция казалась привлекательным и лёгким заработком.

В Корее шестидесятых и семидесятых годов существовало четыре типа проституции. Во-первых, существовал дешёвый коммерческий секс для непритязательного массового потребителя. Во-вторых, имелась проституция для американских военных. В-третьих, действовали заведения для иностранных секс-туристов (в основном японских). В-четвёртых, существовали заведения высшего уровня, которые обеспечили сексуальные удовольствия для корейской элиты.

Дешёвая массовая проституция концентрировалась в основном в тех же районах, в которых бордели действовали ещё в колониальные времена. Маленькие комнатки-аквариумы, в которых сидели в ожидании заказчика доступные барышни, тогда имелись поблизости от любой железнодорожной станции или автовокзала.

В Сеуле тогда было два основных района, в которых концентрировалась «проституция для масс». Один из них располагался в самом центре города, на «Третьей улице Чонно» (Чонно 3-га). В настоящее время это – район кинотеатров, ресторанов, а также и «любовных отелей», которые, впрочем, предназначаются не для проституток и их клиентов, а просто для влюблённых пар. Расположение района в центре столицы было тогда очень важным обстоятельством, так как усталый и сексуально озабоченый клиент мог легко добраться туда на трамвае – автомобили в те времена были редкой роскошью.

Второй по величине район сомнительных заведений возник поблизости от железнодорожной станции Чхонхянли. Сон Чон-мок, блестящий историк Сеула, пишет, что рост секс-индустрии в этой части города начался в последние годы Корейской войны, когда станция Чхонхянли стала отправным пунктом для армейских эшелонов, которые уходили на восток, вдоль линии фронта. Перед боями солдаты стремились купить напоследок немного секса, а обслуживавшие их девушки из голодных деревень стремились заработать денег, чтобы как-то выжить. Таким образом, и возник район Чхонхянли, также известный как «квартал 588» (откуда взялось название - не совсем ясно, но согласно одной из многочисленных версий, так район назвали по номеру автобуса, который когда-то туда ходил).

О «сексуальном обслуживании» американских солдат мы уже говорили выше, однако не все иностранные клиенты корейских проституток служили в американской армии. Характерным для Кореи семидесятых годов явлением стал японский секс-туризм.

Примерно до 1970 г. главный центром японского сексуального туризма был Тайвань, но в связи с переменами в международной политике поездки на Тайвань оказались для японцев несколько затруднены. В то же самое время, после восстановления дипломатических отношений между Кореей и Японией в 1965 г., Сеул стал доступен японских гостей. Их тогда в первую очередь привлекала крайняя дешевизна Кореи: в самой Японии разнообразные удовольствия – от гастрономических до сексуальных – обошлись бы им во много раз дороже.

В 1962 г. в Корее побывало всего лишь 15 тысяч иностранных туристов. К 1971 г. их число выросло до 200 тысяч, а в следующем году начался настоящий туристский бум: в 1972 г. Корея приняла приблизительно 370 тысяч иностранных туристов, из которых 220 тысяч были японцами.

Было бы несправедливо считать, что все они приезжали в Корею в поисках дешёвого секса. Корея привлекала отнюдь не один только сексуально озабоченный офисный планктон, но и множество людей, которые хотели увидеть другие страны, но не могли позволить себе поездку в США или в Европу.


Проститутки в своём "аквариуме"

И тем не менее, большинство японцев прибывали в Корею именно за дешёвым сексом. Чтобы удовлетворить их потребности, в Сеуле возникло немало клубов, персонал которых по возможности иммитировал традиции кисэн, знаменитых куртизанок старой Кореи. Корейская общественность, в особенности женские и религиозные организации, регулярно выражала возмущение этим бумом, который продлился около десяти лет, до начала 1980-х гг. Однако власть предержащие игнорировали эти протесты: секс-туризм приносил валюту, в которой страна тогда крайне нуждалась. Япониские секс-туры прекратились только в восьмидесятые годы, когда рост корейской экономики привёл к заметному увеличению цен. Японский офисный планктон переключился на Таиланд (впрочем, там вскоре появились и корейские любители дешёвого секса).

Впрочем, и сами власть предержащие тоже пользовались услугами секс-профессионалок. По традиции, в странах Восточной Азии никто не ожидал, что успешные и преуспевающие мужчины будут верны своим жёнам – скорее уж, наоборот: некоторая склонность к сексуальным похождениям на стороне от них ожидалась и даже где-то поощрялась (постольку, поскольку объектами их похождений были не «порядочные женщины» из их круга, а существа, находившиеся гораздо ниже на общественной лестнице). Корейская элита семидесятых часто посещала закрытые заведения, которые совмещали функции элитного борделя с ролью ресторана и клуба.

Помимо профессиональной проституции, обычным явлением была проституция как дополнительный приработок. Женщины, работавшие в ресторанах, барах, кофейнях и даже парикмахерских зачастую подрабатывали, продавая клиентам не только основную продукцию, но и «дополнительный сервис». Особо двусмысленную репутацию в своё время имели дешёвые мужские парикмахерские, работа в которых и поныне считается для женщины несколько подозрительной. Так называемые «рум-салоны», в которых клиентов развлекали специально приглашённые хостессы, приобретали немалую популярность уже в восьмидесятые годы, а в более ранние времена хостессы работали в барах.

При всём при этом проституция в Южной Корее формально оставалась вне закона. Эта официальная позиция была в очередной раз подтверждена в 1995 г., когда был пересмотрен национальный закон о борьбе с проституцией. Однако к этому запрещению никогда не относились серьёзно. И в наши дни в корейских городах можно легко найти огромные «районы красных фонарей», где за большими стеклянными витринами одетые в облегающе-декольтированные платья барышни терпеливо ждут клиентов. Обычно витрины подсвечены красным светом, который, как считается, придаёт девушкам более товарный вид – так что в Корее избитое выражение «квартал красных фонарей» имеет самый буквальный смысл.

Часто полицейский участок располагается на той же самой улице, но никакого значения это обстоятельство не имеет. Полицейские вмешиваются в дела квартала только в том случае, если там случилось что-то из ряда вон выходящее: произошло убийство, например, или открылся нелегальный пункт продажи наркотиков (вот с этим делом в Корее действительно сурово). Правда, пару лет назад, в конце 2004 г., правительство попыталось «навести в городе порядок» и провело кампанию по закрытию публичных домов. Кампания эта имела политический подтекст, прошла с большим шумом, но вскоре всё вернулось на круги своя (впрочем, кажется, в меньших масштабах, чем до кампании). Хотя статистика по проблеме очень противоречива, ненадёжна и часто подвергается разнообразным политическим манипуляциям, кажется, что по удельному весу секс-индустрии Корея по-прежнему опережает большинство стран со схожим уровнем доходов и экономического развития.

Однако в дальней перспективе можно предполодить, что секс-индустрию в Корее ожидает кризис. Важнейшую роль тут играют, как минимум, три обстоятельства. Во-первых, сексуальная революция в Корее победила, и произошло это лет десять-пятнадцать назад, а во всём мире её победа означала, что потребность в платных профессионалках, которые продавали бы механический секс, существенно снизилась. Едва ли Корея будет исключением. Во-вторых, у корейских женщин сейчас несравнимо больше возможностей трудоустройства, чем когда бы то ни было в прошлом. Как ни кощунственно это не звучит, но где-нибудь в 1959 г. для малограмотной девушки из деревни карьера проститутки была едва ли не самой прибыльной из всех реально доступных. Сейчас это далеко не так. В-третьих, до некоторой степени изменились и мужские привычки: двойная мораль постепенно отступает. Конечно, о полной ликвидации проституции, которая казалась столь реальной моралистам-реформаторам 1945 г., речь не идёт. Однако масштабы корейской секс-индустрии, кажется, будут снижаться и дальше.


КИСЭН – КУРТИЗАНКИ СТАРОЙ КОРЕИ

Сегодня я хотел бы рассказать Вам о знаменитых корейских куртизанках – «кисэн», упоминания о которых столь часто появляются на страницах корейских классических романов, написанных столетия назад.

Кто такие кисэн? Это – корейский вариант того явления, которое было широко распространено по всему Дальнему Востоку. В Китае, где собственно и возникла традиция, о которой мы ведем речь, этих женщин называли «цзи» (на русский язык традиционно и, на мой взгляд, неудачно это слово переводится как «певичка»). Японским вариантом была гейша и куда менее известная за пределами Японии ойран. В Корее же с незапамятных времён появились кисэн.

Итак, кисэн – это корейская гейша? Такое объяснение, действительно, часто и дают иностранцам, но верно оно только отчасти. Скорее уж кисэн – это китайская «певичка», но и в России, и на Западе в целом, об этих самых «певичках» слышали куда меньше, чем о гейшах.

Кисэн представляли из себя профессиональных развлекательниц и, одновременно, куртизанок. Именно куртизанок, а не проституток в западном понимании этого слова. Хотя кисэн и могла провести ночь с приглянувшимся ей или же с готовым хорошо заплатить за удовольствие гостем, основой её работы являлась отнюдь не «продажа весны» (так поэтически именуют на Дальнем Востоке проституцию). В этом, кстати, заключается и отличие, которое существовало между гейшей и кисэн. Для корейской кисэн ночь с клиентом, который согласился за это заплатить, была вполне допустима, а вот японская гейша вообще не могла подрабатывать проституцией. В России закрепился стереотип, в соответствии с которым японская гейша – это просто своего рода высокооплачиваемая проститутка, пусть и очень образованная, и с немалыми талантами. Это абсолютно неверно. В старой Японии гейша могла иметь одного или нескольких любовников, получать от них подарки и деньги, но она не могла превращать проституцию в своё занятие, это было прямо запрещёно законом и наказуемо. Проституцией занимались другие женщины – так называемые ойран, которые тщательно охраняли свою профессиональную монополию на этот прибыльный бизнес.

В старой Корее подобного строго разделения не существовало. Однако главной функцией кисэн была организация приёмов, а её главным достоинством – умение поддерживать светскую беседу, играть на музыкальных инструментах, петь и писать стихи.

В соответствии с вековыми традициями женщины в дворянских семьях в Корее вели затворническую жизнь. Они редко могли выходить из дома, и им было строго запрещёно встречаться с приходящими гостями, если те только не являлись ближайшими родственниками. Женская половина дворянского дома была закрыта для посторонних. Поэтому все встречи и беседы в корейских домах проходили в исключительно мужской компании.

Однако чисто мужская компания, как известно, имеет не только свои преимущества, но и свои недостатки. Богатым и знатным корейцам хотелось порою проводить время не в спорах по вопросам конфуцианской философии или налоговой политики, а в более расслабленной и легкомысленной атмосфере. Женское присутствие было необходимо, но не могло быть и речи о том, чтобы позволить женщинам из приличных семей появляться открыто в кругу посторонних мужчин. Это было бы вопиющим, немыслимым нарушением конфуцианской морали. Поэтому в незапамятные времена в Китае был найден выход из этого положения – профессиональные развлекательницы, которые, неизбежно, являлись и куртизанками. Со временем такие развлекательницы-куртизанки стали появляться и в других странах, в том числе и в Корее. В отличие от подавляющего большинства остальных корейских женщин, они были хорошо образованы, владели не только родным корейским, но и классическим китайским (язык всей корейской науки и культуры вплоть до конца прошлого века), писали стихи, играли на музыкальных инструментах. В то же самое время юридически кисэн были совершенно бесправны. Они приравнивались к крепостным, живодерам и палачам и, по крайней мере теоретически, дочь кисэн сама должна была стать кисэн (вокруг этого, в частности, и строится сюжет самого знаменитого произведения корейской классической литературы – «Повести о Чхун Хян»). Мечтой многих кисэн было вырваться из позолоченной клетки, если не ради себя, то хотя бы ради своих детей. Единственной надеждой на освобождение было то, что их согласится взять в жёны или в наложницы какой-нибудь дворянин или богатый купец. Это было не так-то просто, ведь большинство кисэн формально считалось государственными или, много реже, частными рабынями, так что тот, кто желал взять кисэн себе в наложницы, должен был заплатить за свою избранницу немалый выкуп казне или частному владельцу. Кисэн имели дело с элитой корейского общества, остальным даже самое невинное общение с ними было бы просто не по карману, ими восхищались самые образованные и блестящие люди старой Кореи, но, в то же самое время, кисэн всё равно оставались бесправными и, отчасти, презираемыми. Таков парадокс.

Назаров Михаил Владимировичhttp://world.lib.ru/n/nazarow_m_w/sex2.shtml

О СЕКСЕ, НУДИЗМЕ И ПОЛОВОЙ ЖИЗНИ В КОРЕЕ

Так уж получилось, что в последние годы я живу и работаю в Корее, поэтому и неудивительно, что мои рассказы или зарисовки с натуры связаны, так или иначе, с этой страной. Не являются исключением и сегодняшние наброски о вопросах, которые интересуют многих, и Вас в том числе, раз уж Вы открыли эту страничку. Отличаются ли чем-то корейцы в сексе, есть ли нудизм в Корее и как корейцы понимают половую жизнь?
На последний вопрос мне ответить легче всего. К половой жизни корейцы просто неравнодушны, и более того, большую и лучшую часть своей жизни они проводят на полу! Поэтому и придумали, наверно, горячий подогревный пол в квартирах. Без преувеличения можно сказать, что в вопросах половой жизни они впереди планеты всей! На полу они сидят, едят и спят. Причем, это настолько вошло в привычку, что даже на работе нередко можно увидеть, как они сидят на обычном стуле, подложив под себя ноги. А представьте, как здорово, придти домой с работы в студеную корейскую зимнюю пору, и вытянуться на горячем полу! Настроение сразу улучшается и усталость, как рукой снимает. И еще очень хорошо на теплом полу зарядку по утрам делать. Кроме всего прочего, такой подогрев очень эффективен, в квартире постоянно тепло, температуру пола можно регулировать, и часто приходится даже спать с открытым окном зимой, чтобы не сжариться. А в теплое время подогрев отключается, но половая жизнь при этом продолжается. В общем, замечательная идея и хорошая реализация. Думаю, что достаточно аргументов, чтобы утверждать, что в вопросах половой жизни корейцы ушли по сравнению с нами далеко вперед!
Так выглядит регулятор половой жизни
А в вопросах секса? Вы, конечно, помните высказывание из одной еще советской ТВ программы, ставшее впоследствии афоризмом, что секса в Советском Союзе нет! А есть ли он в Корее? Я физик по специальности, а не сексолог, поэтому не возьмусь за научный анализ этого вопроса. Мне хочется только прокомментировать некоторые моменты, и я сошлюсь на "Сеульский Вестник", где была недавно опубликована любопытная статья А. Ланькова на эту тему, краткие выдержки из которой многих заинтересуют, так как хочется все же узнать, чем же корейцы отличаются от нас в области секса.

Из Национального музея современного искусства: 1)озабоченный кореец и 2)секс по-корейски

Итак, корейцы и секс... Тема, наверное, столь же неисчерпаемая как, скажем, "русские и секс" или "китайцы и секс". И тем не менее, кое-что о специфике корейского отношения к этой важной части человеческой жизни я рассказать попытаюсь.
Начну, наверное, с того, что Корея, как и другие страны Дальнего Востока - это общество традиционно пуританское. Конечно, сейчас на Западе в большой моде китайские эротические трактаты, однако мода на все эти публикации обманчива. В своем большинстве эротические сочинения, получившие сейчас такую популярность у западной публики, были связаны с даосской традицией и появились они в сравнительно ранние эпохи китайской истории, где-то до Х века. В более поздний период (примерно с XIV в.), когда в Восточной Азии восторжествовали неоконфуцианские воззрения, эти сочинения в самом Китае, не говоря уж о еще более пуританской Корее, воспринимались как порнография и беспощадно преследовались властями (при достаточно единодушной, заметим, поддержке общественного мнения). Составление и издание "непристойных писаний" было в Китае времен династий Мин и Цин (XIV-XIX вв.) наказуемо. Такая же ситуация существовала и в Корее, правящая элита которой в XVII-XIX вв. считала свою страну более конфуцианской, чем сам Китай.
В целом корейские обычаи требовали от женщины сохранения девственности до брака и абсолютной верности своему мужу после свадьбы. Мужчина в старой Корее мог погулять и завести любовницу на стороне, это никак не осуждалось, но практически вести себя так мог только весьма обеспеченный мужчина. "Нормальные" женщины - что девицы, что замужние - обычно не стремились к романам. Это было, во-первых, не так просто - женщины в городах не могли ходить по улице без сопровождающего мужчины, а в доме они обычно не покидали "женской половины", куда были вхожи только их близкие родственники. Во-вторых, сексуальные похождения женщин резко осуждались общественным мнением, да и были уголовно наказуемы (виновницу полагалось отлупить палками, да и ее любовнику за соблазнение "приличной женщины" грозило такое же наказание). Поэтому объектами любовных похождений в старой Корее были в основном куртизанки - ки-сэн, а к ним мог подступиться только человек с немалыми деньгами... Таким образом, на практике некоторая свобода сексуальных связей существовала только для дворян, в распоряжении многих из которых были, вдобавок, и их крепостные.
Во многом былой пуританизм сохраняется и сейчас. Сексуальная революция происходит и в Корее, но идет она довольно медленно. На улице корейского города по-прежнему остается редкостью целующаяся парочка (Китай после Кореи выглядит совершенно разнузданно - целуются на каждом углу). Супружеская измена в Корее до 1994 года была уголовно наказуемой, за нее оба виновника могли попасть в тюрьму, хотя на практике этот закон после 1980 г. практически не применялся. Необычным остается в Корее и такое совершенно нормальное для стран Запада явление, как совместное проживание без формальной регистрации брака. Встречается этот "гражданский брак" здесь либо среди малоимущих низов, либо, наоборот, среди богемной верхушки, которая в своем стиле жизни активно подражает Западу.
По данным проведенного несколько лет назад исследования, средний возраст, в котором корейские мужчины вступают в первую сексуальную связь, составляет 20,6 для студентов и 20,2 для рабочих. Это существенно позже, чем в развитых западных странах (да и в России). По данным другого исследования, проведенного среди столичных студентов и студенток, доля тех, кто уже имел сексуальные связи, среди них составляет 11,7% (мужчины) и 8,7% (женщины). Не очень много, и, вдобавок при этом добрачный секс воспринимается именно как добрачный, то есть предшествующий браку и допустимый только между молодыми людьми, которые решили пожениться, но пока не могут сделать этого в силу своего статуса (например, в Корее категорически не принято вступать в брак до окончания вуза). В особой степени такой подход характерен для молодежи, относящейся к средним слоям. В 1992 г. 72% опрошенных сеульских студенток заявили, что никогда не вступят в половые отношения с человеком, за которого они не намерены выходить замуж. Еще одна характерная черта Кореи - распространенность здесь проституции (среднестатистический корейский мужчина имеет дело с проституткой в 25 раз чаще, чем среднестатистический немец!). Это, кстати, - тоже показатель силы старой пуританской морали, ведь в странах, где сексуальная революция победила, проституция почти исчезла.
Перемены, конечно, происходят. Этому способствует всё - от голливудских фильмов до женской эмансипации и, соответственно, уничтожение вековой "двойной морали" (что для мужчины нормально, для женщины - недопустимо). Однако эти перемены идут довольно медленно. Пока - медленно.
Несмотря на то, что Корея - страна конфуцианская и, следовательно, внешне весьма пуританская, район "красных фонарей" в каждом корейском городе есть. В Сувоне он расположен напротив вокзала и занимает достаточно большую территорию. В Пусане - это знаменитая улица Техас, она же "Улица секса печали и радости". "Техасом" пусанцы прозвали улочку тоже традиционно расположенную рядом с вокзалом, которая еще со времен американской оккупации стала своеобразным центром не самых невинных развлечений жителей города и его многочисленных зарубежных гостей. Раньше сюда чаще забредали американцы, откуда и пошло название, теперь же этот район всё больше превращается в "русский". Даже названия магазинов, кафе, ресторанов и просто забегаловок теперь красуются на русском языке. Не в последнюю очередь благодаря трудящимся тут русскоязычным "жрицам любви". В Дайджоне район красных фонарей обведен по периметру красной краской - линия шириной около метра и в середине что-то по-корейски написано. Наверно, "семь раз подумай, а потом шагай!". Никаких других запретительных знаков нет. На территории района я насчитал несколько церквей, причем на первом этаже церкви расположен бордель, выкрашенный в ярко красный цвет. Удобно - можно сразу же подняться на второй этаж и отпустить грехи.